силикатный кирпич погасил горизонт (с)C почином меня: позавчера на съемке умерла бленда. Пала смертью храбрых приняв на себя удар, спасая объектив. Фильтру тоже огромное спасибо, хорошо, что не посмертно в отличие от бленды. В то время, как бленда и фильтр спасали объектив, я резко сползала на локтях в канаву. Жива, здорова, ничего не сломано. Легкий загар на плечах, средний тяжести тепловой удар на голову. Интуиция не подвела обязав надеть на съемку кроссовки. Зато теперь я знаю, что в том парке до осени однозначно делать нечего - строительные работы развернуты по всем фронтам и направлениям.

снимать семь вместо предполагаемых трех часов с температурой и болью во всех частях тела - это вам не... зато теперь я знаю, как это - падать замертво, в прямом и переносном смысле.

P.S. фото сделаны за 40 минут до момента создания этой записи

…
- У Тешевой хорек умер, - произнес ничего не выражающим голосом муж.
- Как умер?! – я чуть не выронила телефон.
- Так, сегодня утром сдох. Мы вчера вечером, когда с ней разговаривали, он еще живой был. Ну, она же лупила за то, что он срал под унитазом. Вот как-то неудачно его пнула, он захрипел. А к утру сдох.
- Черт, бедная Тешева.
- Да, она вся в расстроенных чувствах, сегодня на работу не пошла. Я от Вахрушевой узнал, она час её по телефону утешала. Ты позвони ей…
- Я даже не знаю, что ей сказать…
- Ну, не знаю, придумай что-нибудь. Просто позвони.
- Ладно.
Судорожно начинаю перебирать в голове фразы, которые уместны в подобной ситуации. Не позвонишь же Тешевой и не скажешь «соболезную твоему горю» - это как издевка может прозвучать. Ладно, была не была, будем импровизировать.
Теперь надо сделать небольшое отступление. Вчера вечером я уже имела беседу с Тешевой на весьма дурацкую тему. И именно – рекламы гигиенических прокладок. Я валялась на полу в приступе смеха и все это было названо героиновым приходом.
Звоню Тешевой.
- Что, Бобер, опять героиновый приход?
- Нет, Тешева. Я все знаю, - стараюсь говорить как можно мягче, вкрадчивее.
- Что ты знаешь? – привычно ледяным голосом отвешивает Тешева.
Ну, молодец, Людка, у нее такое горе, Икибастус помер, а она держится, даже виду не подает.
- Что случилось с твоим хорьком.
- А что случилось с мои хорьком?! – и тут у нее в голосе заиграли те самые ноты.
Так, блядь, приплыли… Мне подсунули муйню, и я её схавала!
И тут меня накрывает по полной. Я складываюсь пополам от хохота, в состоянии выдавить из себя только слабое пищание:
- Бешен, сука-а-а-а…. Он меня развел!
Звук складывающегося пополам тела на том конце провода.
Пять минут громкое лошадиное ржание. Я первая выхожу из комы.
- Он сказал, что ты его до смерти забила за то, что он срал за унитазом.
- Вот скотина!
- А я уже подумала: как хорошо, что успела твоего Икибастуса сфотографировать, какая-то память от него останется.
- Я только ему вчера лапки помыла, он весь в говне был. Маленький мой, я сегодня его буду холить и лелеять. Ну, Бешен, надо же было такое придумать!
…
- А вдруг бы он и правда умер?
- Что он, дурак что ли, первого апреля умирать?

С днем дурака вас, товарищи!

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра