"Павел Санаев (1969 г. р.) написал в 26 лет повесть о детстве, которой гарантировано место в истории русской литературы. Хотя бы потому, что это гипербола и экстракт состояний, знакомых почти всем, и в особенности советским детям, но никогда еще не представленных в таком концентрированном виде.

От других сочинений на ту же тему эту повесть решительно отличает лирический характер, в чем, собственно, и состоят загадка и секрет ее обаяния. Это гомерически смешная книга о жутких превращениях и приключениях любви. Поэтому она адресована самому широкому кругу читателей, независимо от возраста, пола и мировоззрения."



Я дочитала её до конца.

Книга вернула меня в моё детство. Оттуда из памяти поятнуло страхом.

Всем, кому интересно, могу прислать вордовский архив повести.

Откуда снизу и сзади раздается… детское ржание!

Залезли вдвоем под диван. Оба на четвереньках. Один чешется и пытается не попасть в руки ко второму, а второго это безумно веселит. Ему даже битье головой и поперечные мебельные рейки не помеха. Ну, еще бы: если совсем недавно он предпочитал эвакуироваться из-под дивана исключительно развернувшись головой по направлению к выходу (не смотря на его небольшой рост, сделать это уже не так просто), теперь он раскусил прелести заднего хода. Век живи – век учись!

Красить ногти в кровавый красный цвет нужно в первую очередь для себя. Их стремительные скачки умопомрачительно привлекательно и крайне эффектно смотрятся на белых пружинящих кнопках клавиатуры. Впрочем, и на черных тоже

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Каждый разбитый стакан она воспринимала, как личное оскорбление.

Бились ли они специально или по неосторожности? Хотя нет, конечно же не нарочно, ведь никто не бросал их в стену или ей в спину. Они (стаканы) просто были из очень тонкого стекла, из тончайшего, а она хотела держать их в руках каждый день.



Ни прошлого и года, как не осталось ни одного. Они не терпели грубых, неуклюжих рук, неуместного соседства в мойке с грубыми чашками и нержавеющими кастрюлями. Но никто не думал об этом, небрежно спихивая их в общую массу грязной посуды. А их хрупкая натура не выдерживала хамства и разлеталась по полу или столу множеством острых осколков. Эти осколки долго потом немым укором напоминали из углов о проявленном к ним неуважении.



Я так хотела, чтобы они были со мной как можно дольше. Пить из них, смотреть сквозь них, фотографировать что-то внутри их, снова, пить, снова смотреть. Скажете, я слишком привязываюсь к вещам, приписывая им ценность, им не свойственную? Я чуть ли не плакала о каждом, а кто-то иронизировал: «Это все лишь посуда, она создана для того, чтобы биться». Нет, нет и еще раз нет! Если было действительно так, нам в наследство не досталось ничего из императорского хрусталя и фарфора или ничего из знаменитых китайских ваз. Надо быть всего лишь чуточку аккуратнее, чуточку внимательнее и помнить, что, возможно…

Каждый разбитый стакан воспринимается кем-то как личное оскорбление.



P.S. На верхней полке шкафа в упаковке стоят шесть братьев-близнецов моих покойных друзей. Но я почему-то не спешу их распаковывать. Не могу. Что-то не дает мне это сделать, мешает. Кажется глупым, но мне стыдно перед их расколотыми сородичами, словно легко заменив их в обиходе, я совершу предательство.





памяти моих "погибших" друзей посвещается:

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра