Человеку свойственно стремиться к выражению чувств, собственных переживаний. Особенно страстью к рассказам о своих эмоциях больны женщины. Они готовы поделиться ими со всем миром, ну или же с несколькими людьми, его населяющими. И я не стала исключением.

В юности все мнят себя поэтами. И пишут стихи, дают их читать подружкам, вкладывают в конверты тетрадные листы в клеточку, «нечаянно» испачкав их губной помадой и так же «нечаянно» облитыми духами. Письма идут к мальчикам. Строчки, выстроенные в столбик четверостиший, корявые подростковые рифмы, что даже банальное «любовь – морковь» кажется пушкинским слогом.

Без ложной скромности стоит отметить, что вообще мало кто имеет представление о том, как писать стихи, и еще меньшему количеству людей Богом дано немного поэтического таланта. К какой же категории «стихоплетов» отнести себя? К третьей: и с рифмой тяжело, и до четырех получается подсчитать с большим трудом. Но так хочется что-то эдакое чувственное сказать, чтоб душонка затрепетала. Надо же, замечательная рифм только что пришла на ум: душонка – тушенка. Но вернемся к стихотворным терзаниям. Откуда вдруг взялся сей резкий вывод на предмет собственной бездарности? Он буквально обрушился на меня сквозь время, или же из прошлого. Старая тетрадь донесла до меня мои же слова, оставленные в ней десять лет назад неуклюжим детским подчерком. Тоненькая двенадцати листовая тетрадь представила собой серое подобное дневника. Незаконченному дневнику удалось выхватить из жизни своей хозяйки несколько несвязных эпизодов и пару колючих стихотворений на последних страницах. И что-то в одном из них спустя много лет показалось мне интересным. Я попытаюсь его пересказать, только с небольшой поправкой: я опущу рифму, это будет стихотворение в прозе.

Итак, что-то вроде стихотворения в прозе.





Какое настроение присуще темному времени суток? Нет, помилуйте, в темноте нет ничего страшного. В этом месте точно нет. Здесь наступила ночь, но в ней нечего бояться. И не будет никаких исключений. Воздух чуть сыроват, но к его влажной тяжести быстро привыкаешь, и совсем скоро это уже приятно.



Да, несомненно, черное время суток бывает разное. И злое также. Только не здесь, не сейчас. Я прошу неведомо кого, не подпускать этого зверя ко мне.

Интонации ночи можно угадать по завывающим ветряным песням: темнота тоскует, скулит, пытается заплакать моими слезами. И одновременно с притворным плачем пытается изо всех сил выдавить из себя гнев, обратив его после в принадлежность ей, в собственность. Со стороны забавно наблюдать нереальную борьбу двух равноправных стихий, настолько похожих друг на друга, что среди людей их приняли бы за сестер. Они так заигрались, что не заметили, как в их дуэте зазвучал третий голос. И что им делать с ним? Низвергнуть, уничтожить или дать второй шанс? Кто бы знал ответ, кто бы подсказал решение…



Я вынуждена уйти. Резко встаю, чуть ли не проворачиваюсь на месте, почти теряю равновесие, стремительно иду к двери, громко распахиваю ее…

Господи, зачем здесь так много света? Нет, этого не может быть, я отказываюсь верить глазам. Прямо напротив двери стоит Осень, она словно ждет приглашения войти. Она искренне верит, что я бежала именно ей на встречу. И мне ничего не остается, как только улыбаться в ответ ей, она смотрит на меня слишком добрым взглядом. И она так не похожа на тот образ, который является представлением о ней живет в моем подсознании. Свет, ослепивший меня, ее спутник. Пышность осени и ее лучезарность никак не может соседствовать с болезненными, ноябрьскими дождями, чуть не захлеставшими меня своими плетьми до смерти. В ноябре на небосводе не было никого сильнее ночи: она беспрепятственно взошла на него, как на трон, расправила полы длинного плаща, заволокла им день, и выпустила на свободу дождь.



Остается только молча стоять в бездействии, все равно сейчас я не могу сделать ни малейшего усилия. Не время сейчас, позже…