Было ли страшно в родзале? Скорее, нет. Единственных страх – не потерять контроль на собой. В определенные моменты было больно, очень близко с гранью терпимости, но, тем не менее, за нее не перевалило.

Наверное, все беременные пытаются себя убедить, когда приходят первые схватки, что это вовсе не, что кажется, а так, живот болит. Я думала точно так же. Хм, не живот – кишки болят по-другому. Эй, стоять, у меня же в запасе должно быть еще целых пять дней! Ребенок, ты куда торопишься?

Уже в такси я пытаюсь убедить себя, что это вовсе не схватки, все прошло, у меня уже ничего не болит. Ладно, ладно, я не прошу разворачиваться домой, сейчас приедем, покажемся доктору, вот тогда… Вау, а что тогда?! (опять заняла поясница, на этот раз резче). Видимо, я патологическая оптимистка…

Уже в роддоме.

- Рожаем, милая! Раскрытие три сантиметра. (взрослые женщины поймут, в чем суть дела) – выпалил доктор, разрешив мне спуститься с кресла.

- Как?!

- Так! – он чуть ли не рассмеялся, - Говори «до свидания» мужу, и переодеваться.

Все, пошел обратный отчет.



Я всегда полагала, что неведение порождает страхи. Для меня в случае с родами получилось наоборот – я с трудом вообще понимала, что со мной происходит, зачем все это и к чему приведет, поэтому и не было страшно. А вот больно временами было. Еще время от времени - чертовски больно, но все-таки на грани терпимости, за которую, к моему счастью, не перевалило. Фух, но пережить это можно. Даже не один раз. Условно для себя я могла бы поделить роды на три части: вначале скучно, потому что практически ничего не происходит; потом это самое «больно», ну, и логическое завершение, прошедшее под лозунгом – «попробуйте что-либо размером с арбуз пропихнуть в отверстие размером с лимон».

С вашего позволения, я не буду особо распространяться в подробностях относительного самого процесса Васькиного появления на свет. Об этом и так уже написано слишком много и часто.



- Ну, теперь врач у вас будет один. Меня зовут Лариса Рауфовна, я – ваш лечащий врач.

Уже хорошо, что представились, за то, что улыбаетесь, отдельное спасибо. Далее мне были даны пояснения с каким диагнозом поступил Васька в отделении патологии новорожденных, как будет протекать его лечение, и что за этим последует. Я выдохнула, немного успокоилась. По сравнению с тем, как в детском отделении роддома практически всех мам держат в полном неведении о состоянии здоровья их детей, что чуть ли не с криком хочется броситься на первого попавшегося врача – что, черт побери, происходит?



Когда стало известно, что лежать нам с Василием в больнице не менее двух недель, я попросила мужа принести в отделение детской патологии плеер. Гнетущая больничная тишина становилась с каждым часом все более невыносимой.

Первым делом я нашла на диске фрагмент из своего любимого скрипичного концерта Бетховена. И тут общий эмоциональный сбой прорвался наружу: из глаз у меня полились слезы. Бог мой, мне казалось, что ничего красивее в этой жизни я не слышала. Впрочем, предположение весьма недалеко от истины.

Под эти звуки мне вспомнился знакомый пожилой скрипач, то ли еврей, то ли армянин, играющий в выходные дни (а иногда, и в будни) на центральном прогулочном бродвее нашего города. Возможно, когда-то он был одним из музыкантов оркестра филармонии или какого-нибудь другого, а сейчас по воле лет и обстоятельств в хорошую погоду радует прохожих звуками своей скрипки. Надо отметить, его инструмент звучит превосходно.

Ничто в этом мире не вечно. Пройдет время и мы перестанем встречать его, стоящим на улице со скрипкой. Возможно, я даже не сразу обращу внимание, как долго не видела старого музыканта. Только вот, когда он перестанет разбавлять уличный шум звуками своей изящной подруги, одним островком прекрасного станет меньше на этом свете. По крайней мере, для меня.